Антон Павлович Чехов - 
		На охоте
		о произведении 
Собачья выставка с ее борзыми и гончими 
				напомнила мне один маленький эпизод, имевший большое влияние на 
				мою жизнь.
 
				В одно прекрасное утро я получил от дяди, помещика 
				Екатеринославской губернии, письмо. Между прочим он писал:  
				«Если не приедешь ко мне на будущей неделе, то и племянником 
				считать тебя не буду, отца твоего из поминальной книжки 
				вычеркну... Поохотимся, — приезжай!»...
 
				Надо было поехать.
 
				Дядя встретил меня с распростертыми объятиями и, как это водится 
				даже у самых гостеприимных охотников, не дав мне оправиться 
				после долгой дороги и отдохнуть, повел меня на псарню показывать 
				мне своих лошадей и собак. Собаки, по моему мнению, бывают 
				большие, маленькие и средние, белые, черные и серые, злые и 
				смирные; дядя же различал между ними крапчатых, темно-багряных, 
				сохастовых, лещеватых, черно-пегих, черных в подпалинах, 
				брудастых — совсем собачий язык, и мне кажется, что если бы 
				собаки умели говорить, то говорили бы именно на таком языке. 
				Дядя показывал, целовал собак в морды и всё требовал, чтобы я 
				щупал собачьи морды, трогал лапы.
 
				На другой день утром меня нарядили в полушубок и валенки и 
				повезли на охоту.
 
				Я вспоминаю теперь большой ольховый лес, седой от инея. Тишина в 
				нем царит гробовая. От леса до горизонта тянется белое поле... И 
				конца не видно этому полю. В лесу и по полю скачут на конях 
				полушубки... У всех лица озабоченные, напряженные, словно всем 
				этим полушубкам предстоит открыть что-то новое, 
				необыкновенное... Дядя мой, красный как рак, скачет от одного 
				полушубка к другому, отдает приказания, сыплет ругательства... 
				Слышны трубные звуки... Эту картину вспоминаю я теперь. Помню 
				также, как подъехал ко мне дядя и повел меня на окраину леса.
 
				— Стой тут... Как зверь побежит на тебя из лесу, так и стреляй!
				 
				— Но ведь я, дядюшка, и ружья-то держать путем не умею!  
				— Пустяки... Приучайся... Ну, смотри же!.. Чуть только зверь — 
				пли!!.
 
				Сказавши это, дядя отъехал от меня, и я остался один. Полушубки 
				поскакали в лес. Долго я ждал зверя. Ждал я, а сам в это время 
				думал о Москве, мечтал, дремал...
 
				«А что если я убью зверя? — воображал я. — Убью я, а не они! 
				То-то потеха будет!»  
				После долгого ожидания послышался наконец сдержанный собачий 
				лай... По лесу понеслось ауканье... Я взвел курок и насторожил 
				зрение и слух... У меня забилось сердце, и проснулся во мне 
				инстинкт хищника-охотника. Затрещали недалеко от меня кусты, и я 
				увидел зверя... Зверь, какой-то странный, на длинных ногах и с 
				колючей мордой, несся прямо на меня... Я нажал пальцем, загремел 
				выстрел, и всё было кончено. Ура! Мой зверь подпрыгнул, упал и 
				закорчился.
 
				— Сюда! Ко мне! — закричал я. — Дядюшка!  
				Я указал на умирающего зверя. Дядя поглядел на него и схватил 
				себя за голову.
 
				— Это мой Скачок! — закричал он. — Моя собака!.. Моя горячо 
				любимая собака!..
 
				И, прыгнув с лошади, он припал к своему Скачку. А я поскорее в 
				сани — и был таков.
 
				Непреднамеренное убийство Скачка навсегда рассорило меня с 
				дядей. Он перестал мне высылать содержание. Умирая же, три года 
				тому назад, он приказал передать мне, что он и после смерти не 
				простит мне убийства его любимой собаки. И имение свое он 
				завещал не мне, а какой-то даме, своей бывшей любовнице.
  |